в парке — любимая идея эпохи сентиментализма. Ее часто высмеивали: королева в роли крестьянки, дворец в роли хижины! Однако эта художественная игра – лишь вершина айсберга, позднее эхо великих идей и традиций. Истоки интереса к деревне, сельской местности как части садового пейзажа восходят к античности. В тесноте многоэтажного Рима, в правильной сетке улиц других городов людям особенно остро не хватало свободных видов, сельского спокойствия и простоты. Именно в Древнем Риме возникла пригородная вилла (villa suburbana) – место, в которое можно выехать быстро и на короткое время. Такой была Вилла Мистерий, расположенная в нескольких сотнях метров от стен города Помпеи. В старом русском языке подобные имения выразительно назывались "подгородными", а девятнадцатый век ввел в употребление знакомое нам слово "дача".
Наличие сельского вида на городской вилле Нерона было неслыханной, вызывающей роскошью. Император устроил в самом центре сгоревшего Рима миниатюрную Италию с городами, пашнями лесами, расположенными вокруг озера – теперь на его месте стоит Колизей.
От Палатина до самого Эсквилина он выстроил дворец, назвав его сначала Проходным, а потом, после пожара и восстановления, — Золотым. О размерах его и убранстве достаточно будет упомянуть вот что. Прихожая в нем была такой высоты, что в ней стояла колоссальная статуя императора ростом в сто двадцать футов; площадь его была такова, что тройной портик по сторонам был в милю длиной; внутри был пруд, подобный морю, окруженный строеньями, подобными городам, а затем — поля, пестреющие пашнями, пастбищами, лесами и виноградниками, и на них — множество домашней скотины и диких зверей.
Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. Нерон, 31. Перевод М.Л. Гаспарова
Описывая свою приморскую виллу, Плиний Младший отмечает пейзажную красоту соседних усадеб: "Берег очень красят своим разнообразием усадьбы, которые идут то сплошь, то с промежутками; если смотреть на них с моря или с берега, то кажется, перед тобой ряд городов".
Итальянская сельская усадьба XV века. Иллюстрация к книге Пьетро Крешенци "О выгодах сельского хозяйства"
Средние века разделили мир на укрепленный город и смиренную деревню, жители которой при нападении врагов бегут под защиту высоких стен. Иллюстрация XV века к книге Пьетро Крешенци "О выгодах сельского хозяйства" изображает загородную усадьбу как простой, окруженный плетнем двор с домом-крепостью и стоящей рядом башней-голубятней, напоминающей крепостной донжон. Огороженная усадьба раскрывается навстречу природе и сельской жизни медленно и постепенно.
Стоу. Храм древней добродетели и бывшая деревенская церковь, скрытая зарослями (справа)
Первым этапом соединения усадьбы и деревни был переход к пейзажному садовому стилю, начавшийся в Англии XVIII столетия. С этой эпохой связан процесс "огораживания" – вывода крестьянских хозяйств и формирования огромных пастбищ. Владельцы многих парков считали деревню неуместной частью пейзажа. Ричард Кобем, просвещенный владелец Стоу, устранил деревню из долины речки Алдер, которую он превращал в Елисейские поля. Сельский храм разрушить было нельзя, поэтому его закрыли гущей деревьев, на фоне которых рисуется белоснежный Храм античной добродетели.
Однако многие усадьбы включали в себя деревню как часть красивого ландшафта. Вид на поселок Стоуртон из античного грота в Стоурхеде олицетворял для его создателя Генри Хоара связь классического и "старого английского" миров. Небольшая образцовая деревня, хутор (hamlet), созданный по проекту усадебного архитектора, стал украшением ряда английских поместий.
"Пейзажная революция" начиналась под знаком возврата дворянина в деревню – так было в Англии, Германии, России. Писатели, мыслители, властители эпохи Просвещения считали, что жизнь помещика в усадьбе облагораживает округу, дает заработок бедным и искореняет роскошь. Возникает образ "украшенной фермы" – поместья, в котором на равных существуют и господский дом с садом, и парк, и пастбища, и сельское поселение. Описывая такое идеальное имение, художник Клод-Анри Ватле помещает в нем ферму, пасеку, грядки лечебных трав, а хозяина призывает уподобиться мудрому и непритязательному философу Сократу.
Подойдя к подножию холма, замечаю я здания фермы, и интерес возрастает, когда я вижу тщательность, с которой она содержится; внешние стены построены и сложены очень заботливо: камень перемежается в кладке с кирпичом. Разнообразие дает возможность соорудить нечто вроде цоколя, заслуживающего завершения, и это позволяет украсить сооружение, не удаляясь от соответствующего ему характера. Напротив главного входа не слишком симметрично, но все-таки в форме полукружия располагаются большие деревья, дающие тень, в которой нуждаются работники и посетители фермы. ...Мой путь проходит вдоль орошающих огороды протоков, то пересекающих, то следующих вдоль зовущих меня тропинок и через простые, но отличающиеся друг от друга по форме мостики. То я иду вдоль цветущей живой изгороди, которую не ожидал встретить в таких местах, то я вижу себя в убежище из ив вперемежку с пирамидальными тополями, которые благодаря различию форм являют взгляду живописное разнообразие, о котором никогда не следует забывать.
...Хлевы построены совершенно без претензии на великолепие, противоречащее истинному их назначению. Они вовсе лишены вычурности как в формах, так и в выборе строительных материалов. Сама идея подчеркнуть роскошь подрывает представление о пасторали, которое здесь должно преобладать над всем остальным. Чистота и постоянный уход — вот истинный блеск этой части фермы. ...Недалеко отсюда находится молочная. Затененная густыми тополями, освежаемая благодаря соседству с проточной водой, предлагающая все, что есть наиболее лакомого и приятного из того, что только может дать деревня, она в большей степени допускает некоторую вычурность. ...Понятия естественного и пасторального придают здесь приятность сельской трапезе, состоящей главным образом из молока и нескольких плодов.
...Дом, чтобы быть достойным названия, которое я ему только что дал, должен быть совершенно простым. Находясь здесь, владелец сам как бы становится действующим лицом пасторали. Книги, цветы — это главные его развлечения, которым можно предаваться в таком месте. Он сам взращивает цветы или получает удовольствие от наблюдения за тем, как это делают другие; он впитывает знания из книг или находит в них забаву. Таким образом, он проникается впечатлениями от вещей его окружающих. Но далеки от него разрушительные страсти, неумеренные аффекты, более губительные для счастья, более разрушительные для добродетели, чем естественные переживания. Клод-Анри Ватле. Опыт о садах. Париж, 1774. Перевод О.В. Докучаевой
Для французских пейзажных парков более характерна деревня-декорация, нежели идиллия Ватле. Здесь есть и церемонная игра в маски, и символическое сближение с низшими сословиями — отголосок идей Руссо. Первым хутором (hameau) во французском парке считается "Деревня" великокняжеской резиденции Шантийи, построенная в 1774 году. Это лужайка на окраине парка, окруженная небольшими домиками нормандского типа – мельница, амбар, хижина.
Деревня окружена каналом и включена в пейзаж — от нее можно пройти к Скалам, водопаду, озеру с парусными кораблями. Скромные домики скрывали за своими фасадами кухню, биллиардную, салон, кабинет для чтения и знаменитый среди гостей Шантийи обеденный зал.
За грубым деревянным столом, стоящим на дерновом полу, принимали австрийского императора Иосифа II, короля Швеции Густава III, наследников российского престола Павла и Марию. Их спутница записала в своем дневнике 1782 года: "Ужин был накрыт в деревушке, мило придуманных и живописно расположенных сельских домиках в центре английского сада. Самая большая хижина была внутри украшена листвою, а снаружи окружена всеми инструментами хорошего пахаря". Кстати, благодаря славе молочных блюд, которые подавали на таких приемах, взбитые сливки по-английски называются "chantilly".
Пример семейства Конде побудил французскую королеву Марию-Антуанетту создать свою, более масштабную "Деревню" (1783) в версальском парке Трианон. Здесь работали художник Юбер Робер и архитектор Ришар Мик, придавшие облику построек театральную декоративность.
Мельница имеет почти игрушечные размеры, мощная каменная башня оказывается голубятней, а длинная хижина на подпорках — салоном королевы. Игрушечной была и Ферма, где Мария-Антуанетта кормила козочек и кроликов. На Севрской мануфактуре создали фарфоровые ведра для дойки коров, расписанные под деревянные бадьи. Такого рода деревенская жизнь не могла не вызывать недоумения у многих, в том числе у настоящих французских крестьян.
Большие и красивые фермы, игравшие роль образцовых хозяйств, существовали во многих загородных резиденциях, например в Павловске и Гатчине. Во времена Николая I на окраине романтического парка Александрия в Петергофе решили построить "ферму на десять коров с потребными при оной службами и павильоном". Этот павильон был сельским домиком с крышей, раскрашеной под солому и колоннами, обитыми березовой корой. Ферма построена к 1830 году, а через восемь лет началось ее расширение по проекту Андрея Штакеншнейдера. К концу 1850-х "хижина" преобразилась в огромный двухэтажный дворец с сорока пятью комнатами. И только роспись кровли и березовые колонны напоминали о деревнских истоках сооружения. Фермерский дворец сильно разрушен в годы войны, однако в ближайшее время завершается его реставрация.
С идеей сельской жизни связаны Молочни и "швейцарские шале", предлагавшие удобный отдых под своими грубыми сводами и крестьянское угощение посреди изысканного парка. В Павловске Старое Шале к тому же служило местом для трудовой, "крестьянской" жизни императорской семьи.
Молочная, небольшой домик, построенный из булыжника, крытый соломою, состоит из трех довольно мрачных комнат и галереи, где, во времена покойной Императрицы Марии Федоровны, помещались тирольския и холмогорския коровы. Домик меблирован табуретами, крытыми шелковою узорчатою материею; по стенам разставлены китайския вазы, теперь пустыя, а прежде наполнявшиеся, ежедневно, молоком, творогом и простоквашей, для угощения гуляющих по саду...
Старое Шале, небольшой домик, построенный в 1781 году, с садиком, чрезвычайно замечательным потому, что некогда он обработывался руками детей покойной Императрицы Марии Федоровны. И до сих пор еще, в одной из комнат домика, хранятся разныя земледельческия орудия тогдашних Великих Князей Александра, Константина, Николая и Михаила Павловичей. – Зало Стараго-Шале украшено хрустальными люстрами, зеркалами, по коим нарисованы вазы с цветами, и мебелью в старинном вкусе. В комнате, по соседству залой, находится самопрялка покойной Императрицы. Поверх соломенной крыши домика устроена будочка, помещающая колокол, сзывавший, когда-то, на работу благословенное семейство Марии Федоровны. Теперь садик обращен в клубничный огород и находится в распоряжении садовника.
Указатель Павловска и его достопримечательностей. СПб., 1843. С. 15-16
Еще один вид поселения в парке — деревня китайская. Визит в "деревню Муланг" для посетителя усадьбы Вильхельмсхойе был тройным путешествием — через границы сословий, пространства и культур.
Как правило, китайские деревни размещали на краю парка, в обособленном видовом пространстве. Фантазийные восточные поселения часто устраивались по аналогии с привычными крестьянскими деревнями. Чарльз Камерон поставил в центре царскосельской Китайской деревни пагоду, вертикаль которой напоминает русские сельские колокольни.
Царское Село. Екатерининский парк, Дворец и Китайская деревня. Снимок со спутника
Резиденции эпохи Просвещения неоднократно становились "государствами в государстве", примерами правильного общественного устройства. Вокруг них вырастали образцовые города – так было в Версале, Потсдаме, Царском Селе, Гатчине. Но нередки случаи создания на окраине парка красивых поселков, игравших одновременно и практическую, и символическую роль. В парке шведского Дроттнингхольма вдоль зеленой аллеи разместилась тихая деревня из нарядных красных домов. В ней жили королевские мастера, выращивавшие гусениц шелкопряда и изготовлявшие шведский шелк. Затея эта была недолговечной, а вот китайское название деревни – Кантон – сохранилось до наших дней.
Усадьба – лучшее место для социальных экспериментов. Знаменитый масон и просветитель екатерининской эпохи Николай Иванович Новиков мало заботился об украшении сада в подмосковном имении Авдотьино, но потратил большие деньги на целую улицу добротных каменных домов. Они рассчитаны на две семьи и должны были служить не только благоустройству жизни, но и совершенствованию нравов. Новиков называл их "домами связи". Утрачен главный дом усадьбы, недавно сгорел и оставшийся флигель, а в "каменных избах" до сих пор живут потомки новиковских крестьян.
Мода на местный колорит, открытая эпохой Просвещения, вызвала к жизни "деревни" во многих парках Европы. Скромный Хутор прячется в гуще пейзажного парка баварской резиденции Шёнбуш. В пейзажном парке Кускова, ныне уже не существующем, располагалась Основателева деревня (ее название произведено от слова "основатель").
Век романтизма принес в сады интерес к крестьянским архитектурным формам. Возле Павловского парка была сооружена деревня Глазова, имеющая кольцевой план и застроенная красивыми избами по проекту Карло России. Планировка деревни, на которую открывался вид из долины реки Славянки, сохранилась до наших дней.
В 1835 году Николай I распорядился построить избу в Луговом парке Петергофа как сюрприз для его супруги, дочери прусского короля Фридриха Вильгельма. В назначенный день Николай удалился из дворца и послал императрице приглашение посетить вновь отстроенный домик.
...Приехав к месту любимых своих прогулок, к крайнему удивлению, государыня увидела щеголеватую русскую избу, с крылечка которой сошел отставной солдат, в форменном сертуке с золотым галуном на воротнике, и нашивками на левом рукаве. Он подошел к коляске и с глубоким почтением просил государыню сделать ему честь отдохнуть в его избе. Государыня тотчас же узнала в ветеране своего мужа, который, однако, продолжал сохранять принятую на себя роль. Государыня вошла в избу, где ее ожидали, выстроенные в ряд, все ее сыновья и дочери.
"Позвольте мне", говорил ветеран, "представить Вашему Величеству по имени всех моих детей, и поручить их могущественному покровительству матушки-царицы. Старший мой сын уже флигель-адъютант, хотя ему едва минуло девятнадцать лет, об нем я и не прошу, но за трех остальных моих сыновей и трех дочерей, я должен обратиться к Вашему Величеству с просьбою. Десятилетнего Константина я назначаю во флот, семилетнего Николая – в инженерный корпус, меньшого Михаила – в артиллерию. Старшую дочь мою, Мария, я бы желал пристроить в Смольный; вторую, Ольгу, – в Екатерининский, а младшую, Александру, – в патриотический институты".
Государыня, довольная, счастливая, обещала ветерану по возможности позаботиться о его детях, но не могла долее сохранять принятую на себя роль, и тронутая до слез, благодарила мужа за сюрприз. Успокоившись, государыня осмотрела внутреннее устройство избы, в которой кухонная и столовая посуда, утварь и вся обстановка крестьянского хозяйства, была исполнена с безукоризненною верностью.
...В одной из комнат домика хранится и по настоящее время сертук, который одевал император, при встрече государыни императрицы; на сертуке две медали: турецкая и аннинская. Тут же хранятся сарафаны великих княжон.
Александр Гейрот. Описание Петергофа. СПб., 1868. С. 107-108.
Почему Николай выбрал для домика-сюрприза русский крестьянский стиль? Дело в том, что в парках Потсдама к тому времени существовал целый мир русской архитектуры. В память дружбы между двумя государствами в период наполеоновских войн на окраине города была построена деревня, сохранившаяся до наших дней и носящая название "Русская колония Александровка" (1826-1827).
Потсдам. Деревня Александровка. Снимок со спутника, план деревни и знак ордена Святого Андрея
Потсдам. Александровка. Православный храм Александра Невского и Дом короля (справа)
В этом проекте продолжились садовые традиции Просвещения, соединяющие красоту сцены с "гением места". Деревня, в которой долгое время жили отставные русские солдаты, в плане представляет собой овал с двумя диагоналями – форма Андреевского креста. Рядом, на холме, высится русская церковь с домом священника и православным кладбищем.
Образцовые деревни, созданные по проектам известных архитекторов, появлялись в российских парках и позже. На окраине Гатчины и сейчас можно видеть огромные избы Егерской слободы, построенной при Александре II для ведомства императорской охоты.
А еще позже крестьянские избы приходят в усадьбы тех, кто искал новых путей в архитектуре и искусстве. Среди них – Абрамцево с "Мастерской" по проекту Виктора Гартмана и "Баней" Ивана Ропета, хутор (опять "хутор"!) Флёново в имении Тенишевых Талашкино, символом которого стал расписной Теремок, созданный по проекту Сергея Малютина.
XIX век знает немало случаев, когда кружок художников, поселившись в деревне, превращает ее в символ своего искусства, а окрестные виды с тех пор воспринимаются как их ожившие картины. Стоя осенью в Абрамцеве возле врубелевской скамьи, можно видеть пейзаж из картины Нестерова "Видение отроку Варфоломею". В 1830-е годы парижане-пейзажисты, среди которых были Камиль Коро и Жан-Франсуа Милле, поселились в деревне Барбизон, расположенной на окраине величественного леса Фонтенбло. Здесь и возникла "барбизонская школа" – традиция поэтического пейзажа, предвосхитившего творчество импрессионистов. Коро и Милле настолько сроднились с этим местом, что закончили свои дни в Барбизоне.
В 1889 году группа молодых немецких художников поселилась в тихой деревне Ворпсведе, расположенной недалеко от Бремена, среди полей и торфяных болот. Здесь были известные мастера модерна и экспрессионизма – Генрих Фогелер, Отто Модерзон, Паула Беккер, поэт Райнер Мария Рильке.
Их картины, скульптуры, стихи превратили забытое селение в центр европейской культуры, а пейзажи Ворпсведе приобрели особое значение для художников и туристов. В очерке Рильке скудная сельская местность превращается в метафизический ландшафт, в цветущий сад искусств.
Это странная земля. Стоя на песчаном взгорке Ворпсведе, видишь, как она расстилается вокруг, подобная тем крестьянским платкам, на фоне которых кое-где глубокими тонами поблескивают цветы. Она лежит, плоская, почти без единой складки, и дороги и русла далеко уводят за горизонт. Там начинается небо, неописуемо изменчивое и огромное. ...Дома стоят вдоль длинных прямых дамб; они красные, с зеленым или голубым фахверком, крытые толстыми тяжелыми соломенными крышами, словно вдавленные в землю этими громоздкими, как будто меховыми кровлями. Иных, пожалуй, и не приметишь с дамбы — они прикрыли себе лицо деревьями, чтобы защититься от непрекращающихся ветров. Их окна поблескивают сквозь густую листву, как ревнивые глаза, глядящие из темной маски.
...И перед молодыми людьми, пришедшими искать себя, возникли бесчисленные загадки этой земли. Березы, шалаши на болоте, степные просторы, человеческие существа, вечера, дни, ни один из которых не похож на другой, в которых нет ни одного часа, который спутаешь с другим. И они стали любить эти загадки.
...Искусство дать всю весну в образе цветка, ветки, березы или в образе девушки, которая томится, — это искусство никем так не освоено, как Генрихом Фогелером. ...Он постиг весну не на обширной равнине, где он живет; тесный сад — вот кто открыл ему все, его сад, его тихая, цветущая и произрастающая действительность, где все посажено и направлено его рукой и где без него ничего бы не было. Он — крестный отец каждого, даже самого маленького цветка, родившегося там; он помогал каждой розе доползти по стене до того места, где ей хорошо улыбаться и жить. ...В этот сад он вписывает свои чувства и настроения, словно в книгу, а книга — в руках природы, которая, как великий поэт, использует мимолетнейшие свои наития, чтобы воплотить их в неожиданном образе.
Райнер Мария Рильке. Ворпсведе (1902). Перевод В. Микушевича
Борис Соколов, текст и фото, 9.01.08
